КАЗАКИ

Шестнадцатого августа 1738 года в донской казачий городок Быстрянский прискакали двое испуганных всадников. «Валит на нас Касай-мурза с черкесской силой - видимо-невидимо!» - кричали они, торопясь в избу станичного атамана. Ударили «всполох», сбежались к майдану станичники. Но - увы! - их было слишком мало, чтобы противостать тринадцатитысячному татарскому сборищу. Татары улучили время взять с Дона баранту за казацкие прогулки по Кубани: они проведали, что лучшие удальцы донские бьются в Крыму с турками, под рукой фельдмаршала Миниха, и нахлынули на их родину.

Между казаками шел шумный спор, как лучше «ухлебосолить» горцев, хотя бы и самим не пришлось вернуться с кровавого пира. И вот, среди громкого казацкого говора раздался голос есаула: «Помолчите, помолчите, атаманы-молодцы!» Говор мгновенно затих, и казаки стали в кружок.

- Ну, атаманы-молодцы! - заговорил станичный атаман, опершись на свою насеку. - Застала нас зима в летнем платье. Теперь не час замышлять о шубе, надо подумать, как бы голытьбе выдержать морозы! Не учить, мне вас, атаманы-молодцы, как резаться с бусурманами - это дело казацкое, обычное. Но о том не смолчать мне, что всех-то нас теперь первой, второй - да и конец счету, татарской же силы сложилось по наши головы тысяч до тринадцати аль больше...

- Счет-то велик, - перебил его старшина Роба, -да цена в алтын. Касай-мурза громоздок ордой, а лихих узденей и джигитов у него всех по пальцам перечесть можно... Так не лучше ли не терять поры, залечь по концам городка и нажидать татар на дуло? А там, гляди, и войсковой атаман наш, Данило Ефремович, с войском помогу подаст. А нет - то лучше голова с плеч, чем живые ноги в кандалы!

- То-то вот - голова с плеч!.. - в раздумьи проговорил атаман. - Оно статно, что за плохой укрепой, какова в нашем городке, долго не усидишь. Головы казакам складывать не диковина, да какова про мертвых в Войске речь пройдет. Наша вина, что мы за-добра-ума не перебрались из городка в крепость - вот о чем думать надобно.

И казаки серьезно задумались. Припомнилось им, как намедни впустили они в свой городок какого-то казака-проходимца, который прикинулся посланцем от атамана яицкого с вестью, будто бы-де Дундук Омбо со своими калмыками да с казаками яицкими и терскими всю Кубанскую орду погромил и что-де орде уже не в силу нынешним годом подняться на их донские городки. Слушали тогда казаки рассказчика-краснобая, а он все разглядывал, выведывал, высчитывал, и стало потом уже несомненно, что то был совсем не яицкий казак, а некрасовец, подсыльный Касай-мурзы - прах бы его побрал!

Припомнив такое обстоятельство, казаки стали перекоряться друг с другом, кто был такому делу заводчик, как вдруг вышел из толпы старый седой казак Булатов.

- Не под стать нам теперь, атаманы, - сказал он, - смутные заводы заводить, когда того и гляди татарская сила накроет наш городок. Рассудимся после. К вечеру, может, припадет нам в новоселье скочевать - в матушку сырую землю; там будет каждому расправа начистоту. Подумаем о другом. Ведь делу нашему конец и теперь виден: помощи ожидать неоткуда, живыми отдаться стыдно, да и не за обычай, а пока у нас шашки и ружья есть, порох есть, и головы на плечах, надобно биться - вот и все тут! Давайте-ка разделимся на десятки да раскинем умом-разумом, где кому засесть в концах городка. Я примерно покладаю вот как: Афанасию Меркуловичу (он указал на Робу) - быть, на коне с конными и сначала выскакать за городок; мне, Булатову, - в передовых лежать на валу; Михаилу Ивановичу (он указал на казака Кургана) - по базам и загородам сесть, а тебе, атаману, - оставаться с подможными недалеко от боя и быть надо всеми старшим. Ну, станичники, как присудите, пригадаете?

Быть по-твоему! - закричали многие.

- К делу - речь! - подтвердили другие.

- Дай Бог добрый час! - заговорили казаки в один голос.

- Пойдем же, станичники, - продолжал Булатов, - засядем и будем стрелять, покуда мочь возьмет. Авось-либо (Булатов перекрестился) Божьей милостью] да государским счастьем нашей матушки-царицы и казацким молодечеством отсидимся от бусурманского приступа! А нет - Его святая воля!

Едва только успели казаки занять назначенные им места, как татары хлынули на городок. Застонала земля, началась баталия.

- Эге! Пожар в городке! Тушите, бабы! - крикнул атаман, и последний резерв вместе с ним устремился к месту боя.

Два сильных татарских приступа быстрянцы отразили успешно, воодушевляясь надеждой, что поисковой атаман Ефремов вот-вот нападет на черкесов с тылу и спасет их от гибели. Но при третьем натиске, потеряв большую половину своей дружины, казаки не могли уже остановить татар и уступили им место битвы. Свирепые закубанцы, как бурный поток, разорвали ряды казаков и с оглушающим криком: «Гайда, алдын-джур (вперед)!» -кинулись в их жилища и зажгли несколько куреней.

Жадный огонь мгновенно разнесся и охватил весь городок... К вечеру татары, обремененные добычей и полоном, ушли, оставя за собой кровавые следы.

Настала ночь. Пламя неслось к темному беззвездному небу вместе со стоном раненых и умирающих. Па окрестных нолях бродили оседланные кони и распуганные стада без хозяев. Взошло, как и всегда восходит, красное солнце, но на этот раз оно осветило, вместо грозного быстрянского городка и его витязей, молчаливые развалины и кучи пепла, который разносился ветром и заметал покойников.

Булатов, подавший первый голос за защиту городка, погиб со всей семьей. С окровавленными сединами, раскинувшись на горячей золе своего куреня, спал он непробудным вековечным сном. Возле пего умирали старая жена его, Нефедьевна, и меньшой внук, а старший, молодой и бравый казак, метался в предсмертной агонии на майдановской площади: у него отрублены были обе руки в то время, когда он хотел вырвать у татарина страшный аркан, захлестнувший его невесту.

Воодушевленные черкесы тем временем напали на следующую станицу - Каргальскую, не подозревая, что возмездие уже близко. Войсковой атаман Данила Ефремович Ефремов, собрав войско, «сколько онаго из оставшихся за командованием в армии казаков в домах найтиться могло», нагнал, разбил и прогнал неприятеля обратно к Кубани, нанеся ему огромный урон и освободив всех захваченных пленных...

Грамота Императрицы Екатерины II об утверждении границы земель войска Донского, пожалованных 27 мая 1793 г.

(с) Петр Краснов